Будет День - Страница 13

— Не бежать, — согласно кивнул Кольб.

— А где остановиться? — этого задохлика следовало проверять все время, — доверять такому, это, знаете ли, верх несерьезности.

— Там, где вы мне скажете, — пролепетал Кольб.

— Верно! — Олег снова положил руку на плечо Питеру Кольбу и заглянул ему в глаза. — Никакой отсебятины, дружище, а то яйца оторву и заставлю съесть. Ты мне веришь?

— Д-да…

— Вот и славно, — оскалился Олег, не разрывая, впрочем, зрительного контакта. — Нигде не останавливаться. Ехать аккуратно. Остановиться точно напротив двери кафе или, если не получится — напротив витрины. Я буду ехать за вами и подберу метрах в ста от авто. Но, умоляю, Питер, не заставляйте меня быть жестоким!

13.02.36 г. 10 ч. 23 мин.

— А вот и наш друг, — Ольга сказала это настолько спокойно, что Виктор даже головой покрутил, но, разумеется, мысленно. А она… То ли, и в самом деле, нервы у нее железные, то ли актриса такая, что в образе даже о страхе забывает. Чужая душа — темный лес! Но с другой стороны: не психует, не мандражирует, — за одно это ей спасибо полагается. Любая другая уже головой об стену в истерике билась бы. А этой все нипочем.

"Неординарная женщина… Есть женщины в замках альпийских! — О! Почти Некрасов", — нервно ухмыльнулся Федорчук.

А между тем, месье Рур раскурил трубку и подошел к краю тротуара, лихорадочно высматривая такси. Но, как назло, машин на улице было мало, и ничего похожего в поле зрения не попадало. Во всяком случае, вот так вот, сразу. Виктор оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как отъезжает от тротуара коричневый "Барре" Сергеичева.

— Такси! — крикнул журналист и помахал в воздухе длинным черным зонтиком. — Такси!

— Будет тебе такси, только не голоси! — по-немецки сказала Ольга и закурила, наблюдая, как подкатывает к клиенту загримированный черт знает под кого и уже совершенно не похожий на себя Степан.

— Тебе его не жаль? — спросил Виктор, аккуратно трогая угнанный накануне Олегом шестицилиндровый "Делаэ 135".

— Ты знаешь, Витя, — по-русски ответила Ольга. — Я вчера встретила на улице Дали и Магритта.

— Того самого? Сальвадора? — Виктор увидел темный Ситроен "Traction Avant", пристроившийся за такси "Сергеичева" и одобрительно кивнул. Ну что ж, никто ведь и не считал товарищей чекистов дураками. Ведут клиента. Причем ведут издали, чтобы заметить хвост, если и когда он вдруг возникнет у приятеля товарища маршала. Но они такой вариант, к счастью, предусмотрели, и Виктор держался "очень позади", но и Матвеев следил, чтобы его ненароком не потеряли.

— Того самого? — спросил Федорчук.

— Да.

— Круто! А Магритт? Фамилия знакомая, но вспомнить…

— Он художник сюрреалист такого же уровня, что и Дали, а, может быть, и выше. Дело вкуса.

— Ага, — сказал Виктор, чтобы что-нибудь сказать. — А ты его, стало быть, в лицо знаешь.

— Моя сестра защитила диссертацию на тему "Магический реализм Магритта и движение Сюрреализма", а я ее редактировала.

— И к чему ты его вдруг вспомнила? — вот тут и сомнений быть не могло. Наверняка, этот Магритт не просто так к разговору приплелся.

— Он прожил в оккупированной Бельгии всю войну, — Ольга выбросила окурок в окно. Голос у нее был ровный, но Виктор уже понял, что сейчас услышит. — Страдал ужасно. Даже краски стал использовать более темные.

— Тоже позиция, — не стал спорить Виктор.

На самом деле это было крайне больное место во всей их эскападе. Что есть минимальное зло, необходимое и достаточное для создания некоего гипотетического Добра, и в то же время простительное перед ликом Божьим? Ольга права. Этот Магритт — будь он трижды гений — жил при немцах и не тужил. То есть, тужил, разумеется, и, наверное, конфет своим детям купить не мог, но в то же самое время его, Виктора Федорчука, родные умирали от голода в блокадном Ленинграде. Виноват ли в этом Магритт? Виноваты ли украинские родственники Федорчука, пережившие в селах Полтавщины оккупацию, что другие его родственники гибли в боях или от истощения? Нет, наверное. Однако сейчас перед ним самим — перед ним, перед Олегом, Ольгой, Степаном, перед всеми ними — стоял выбор: смерть нескольких французов и какого-то числа советских военных и чекистов или… А вот в этом "или" и заключалась вторая большая проблема. Знай они наверняка, что все это не напрасно, было бы куда как легче. На душе, на совести, на сердце… Но ведь и не делать ничего нельзя, иначе зачем всё? Вот и думай. Головой.

13.02.36 г. 10 ч. 42 мин.

Волей-неволей, а приходилось петлять и нарезать круги. Клиент всегда прав, не так ли? Так, и Матвеев, изображавший сейчас Сергеичева, выполнял распоряжения Реми Рура, которого, видно, кто-то успел научить, что и как делать по пути на рандеву с другом военной молодости. Они "добежали" до Сены, перебрались в Сите и, затем, по мосту Petit Pont на Rue Sain-Jacques, где месье Фервак приказал свернуть налево на Rue Dante…

"Что случилось на улице Данте?" — но, сколько Матвеев ни ломал над этим голову, ничего вразумительного вспомнить не смог. Однако ощущение, что ответ вертится на языке, не проходило.

"Пся крев!"

— Направо, пожалуйста, — попросил пассажир, и Степан свернул на Rue Domat.

"Курвин сын!"

В зеркале заднего вида в очередной раз мелькнуло чекистское авто — Матвеев давно уже не сомневался, что это энкавэдэшники. Но это-то как раз понятно и принималось в расчет. Важнее — не "потерять" Витю и Олю, но и их автомобиль только что мелькнул на пределе видимости.

13.02.36 г. 10 ч. 45 мин.