— А я, что буду делать? — спросила Кисси во время очередного обсуждения операции.
— Ничего, мадам, — галантно склонил голову в полупоклоне Федорчук. — Вы нам и так уже безмерно помогли. Что бы мы без вас накрутили — наизобретали? Даже и не знаю. А теперь наша очередь это "что-то" воплотить в жизнь.
— Да, да… — с рассеянной улыбкой ответила Кейт и закурила очередную свою декадентскую сигаретку, заправленную в мундштук.
Виктор не преувеличивал, хотя и драматизировал несколько: для получения нужного психологического эффекта. В голове у Ольги сидело огромное множество фактов по истории 30-40-х годов, и всем этим богатством она щедро делилась с компаньонами, да и советы по ходу дела давала вполне толковые. Умная особа. И хитрая, но это — небесполезное в жизни — качество, скорее всего, принадлежало Кайзерине Кински. Тоже — та еще штучка. Не зря же рыжая! Разговор закончился, а через некоторое время — буквально через пару часов — она Виктору "ответила", да и Олегу со Степаном тоже. И как "ответила"! Лучше бы пощечину дала, что ли. А так просто "мордой по неструганным доскам", что называется — никак не меньше.
Шли по улице, направляясь в "один отличный ресторанчик", — как выразилась Кисси, — неподалеку, на предмет поужинать — жили-то все по-холостяцки, свободные как ветер. И вдруг баронессе загорелось зайти в тир, который совершенно случайно оказался как раз по пути. Ну если женщина хочет… тем более, почему бы и нет? Вполне себе молодецкая забава для трех не самых худших в Париже стрелков. Зашли и постреляли… Вот только в сравнении с дамой, стрелки-то оказались как бы и не "самые лучшие".
— Э… — сказал Степа. — Мда… — промычал Олег. А Витя ничего не сказал, но о чем-то подумал, и это отразилось в его глазах.
"Уела", — усмехнулся Ицкович, вспоминая вчерашний день по пути на кухню. — "А ведь Кисси просто заманила нас… лиса…"
Будильник показывал без четверти четыре. Что называется — ни то, ни се, одно очевидно: пытаться заснуть еще раз — напрасный труд. Толку ноль, а нервы напрягает. Лучше уж недоспать, если что.
"Ладно, потом как-нибудь компенсирую, — решил он и, включив свет, скептически оглядел свои "запасы продовольствия". — Если будет кому спать…"
Самое смешное, что подобные оговорки принадлежали, судя по всему, не еврею Ицковичу, а арийцу Шаунбургу. В его стиле шуточки. Черный юмор по-баварски, так сказать.
"А не нравится, не ешьте!"
Олег хмыкнул, сунул в рот оставшийся с вечера, но всё ещё сочный огрызок морковки и принялся варить кофе.
В ожидании поднимающейся пенки, он сделал еще пару глотков белого вина, оставшегося еще с позавчера, и закурил сигарету. Руки не дрожали, и сердце билось ровно, но совершенно спокойным он себя все-таки не чувствовал. И все-таки однозначно определить свое состояние, не мог ни Баст, ни Олег. Похоже, такого не случалось раньше ни с тем, ни с другим. Не страх и даже не опасения за исход операции. Тут все как раз наоборот. Ицкович настолько был уверен в успехе, что по-хорошему только из-за одной этой уверенности стоило бы запаниковать. Но нет. Был уверен — и не собирался рефлектировать. Тогда что?
Ответ никак не давался, хотя Олег успел перебрать, кажется, все возможные варианты еще до того, как вскипел кофе. Рассмотрены были моральные проблемы, связанные, как с фактом убийства исторической личности, так и, возможно, десятков ни в чем не повинных французских граждан. И политические последствия не остались без внимания. И даже запутавшиеся — нежданно-негаданно — как черт знает что, отношения с женщинами, вернее с одной, присутствующей в опасной близости от границ его внутреннего пространства, и другой — далекой, отсутствующей физически, но присутствующей фигурально.
"Возможно, — согласился с мелькнувшей вдруг мыслью Олег. — Возможно…"
Возможно, все дело в том, что операцию по "наведению мостов" он придумал практически в одиночку, и… Ну, если верить, мемуаристам, такие операции проводятся не с кондачка, а готовятся долго и тщательно. А он… нафантазировал бог знает что, и послал зверю в зубы женщину, в которую влюблен.
"Влюблен?" — вопрос непростой и, несомненно, требующий изучения, но, разумеется, не сейчас. Потому что сейчас, он в Париже, а она… в Москве.
"Да что я пьян был что ли?!"
Олег налил кофе в чашку, отхлебнул горячую горькую жидкость прямо вместе с гущей, не дожидаясь пока осядет, и "взглянул" на проблему "объективно".
Честно говоря, было во всем этом немало странностей. И времени после "перехода" прошло, казалось бы, всего ничего, а ощущение, что всю жизнь в этом времени живет и в этой "шкуре" лямку тянет. Он даже начал как-то забывать, что является — и не только по образованию — дипломированным психологом. А между тем, тут было к чему приложить свои знания и умения. Вот только до этой ночи ему это и в голову не приходило. Он просто жил и "не тужил", даже тогда, когда занимался скучной и потому еще более утомительной рутиной. Последние три дня, например, Ицкович работал снабженцем при Вите Федорчуке, великом — без преувеличения — химике и подрывнике. Но и тогда, когда мотался по Парижу в поисках подходящего помещения или ингредиентов для адской машины, и тогда, когда сибаритствовал с сигарой в зубах, коньяком и женщинами — ну, да одной конкретной женщиной, но такой, что способна равноценно заменить добрую дюжину "женщин обыкновенных" — заниматься самокопанием, или по научному — интроспекцией, ему и в голову не приходило. А зря. Там, в глубинах сознания и подсознания творилось такое, что всем фрейдам и юнгам мира с друзьями их фроммами, такое и в страшном сне не приснится.