— Ты прелесть, Кисси! — Олег поклонился ей и спросил с притворным придыханием:
— Не желаете ли выпить, мадам?!
А в половине первого — или это было уже начало второго? — она увидела саламандру. Огненная ящерка выскочила из гудевшего от жара пекла между вовсю полыхающими поленьями и, устроившись на медленно прогорающей обугленной деревяшке, стала нежиться среди белых, желтых и оранжевых язычков пламени, пробегавших прямо по ней.
— Смотри, — сказала Таня, оборачиваясь к Степану. — Ящерка.
— Саламандра, — кивнул он. — Совсем как в рассказе Бенвенуто Челлини.
— Челлини… — напряглась Татьяна, но кроме какого-то исторического романа, даже не читанного, а всего лишь пролистанного в юности, ничего не вспомнила.
"Асканио? Так что ли?"
— Он был скульптор, ювелир и уличный боец, — пришел ей на помощь Степан, заодно удержав Таню от падения.
Почему ее вдруг качнуло, она не поняла, да, честно говоря, и не хотела понимать. Ей так удивительно хорошо, что портить замечательное настроение из-за всяких глупостей… — "Глупо!", — и более того…
— Челлини рассказывал, — Степан не то чтобы удерживал ее от падения, она практически лежала теперь на его руке. — Что в детстве он увидел саламандру в огне очага, и отец дал ему затрещину, чтобы он никогда не забывал об этом замечательном событии.
— Гм… — задумалась Таня, обнаружив, что ящерка исчезла, растворившись в огне. — Пожалуй… мне будет трудно подняться по лестнице.
— Не проблема! — Степан одним движением — резко и совершенно неожиданно для Татьяны — подхватил ее на руки и с силой выдохнул воздух:
— Вес взят!
— Браво! — захохотала она, чувствуя себя исключительно замечательно в его крепких руках. — Вперед, баронет. Докажите, что…
— Что именно? — спросил он, тяжело перешагивая по ступенькам. Его пошатывало — это факт, но он шел, а Таня и думать не думала о возможности падения. В голове у нее было другое. Там в теплой и сладкой розовой полумгле плавали тяжелые рыбы желания, такие горячие, что и без того теплые, как в тропиках, воды начинали кипеть и испаряться.
— Что? — переспросила она, вынырнув на мгновение из своего "внутреннего мира".
— Ты сказала, я должен доказать… — он дышал тяжело, но шел по-прежнему быстро. — Что я должен доказать?
— Не знаю… — наверное, ей следовало смутиться, но жар, охвативший тело, заставлял кипеть кровь и не оставлял места для других эмоций.
— Ну, вот вы и дома, моя госпожа.
А Таня и не заметила, когда и как оказалась снова в своей комнате. Притом она уже не возлежала на руках Степана, а стояла — хоть и не очень уверенно — на собственных ногах и смотрела на своего визави. А в глазах Степана…
"Но ведь не воспользовался… джентльмен!" — и в этой мысли неожиданным образом присутствовало не только восхищение галантным "денди лондонским", но и раздражение: "Ну почему мы все должны делать сами?!"
Она отступила на шаг, поводя взглядом из стороны в сторону — то ли разыскивая сигареты, то ли недоумевая, куда это ее вдруг занесло — потом еще на шаг, и повернула вправо — два шага, шаг — и влево…
— Что? — спросил Степан, глядевший в ее глаза, как загипнотизированный, и, как завороженный, следовавший за Татьяной без ясного понимания, зачем он это делает. — Ты в порядке?
— Тссс! — ответила Татьяна, обнаружив, что ее "танец" удался.
— Я…
— Молчи! — она толкнула его в грудь, и толчок этот был не таким уж сильным, но зато такого рода, что ни один мужчина не мог — просто не имел права — устоять на ногах. Не устоял и Матвеев, "бездумно" и "беспомощно" упав навзничь, тем более что за спиной его — по точному расчету Татьяны, пьяной, но не потерявшей еще разумения — находилась ее собственная кровать.
— Партия! — кий полетел на стол. При этом Кайзерину отчетливо качнуло, но она устояла на ногах, улыбнулась победно, цапнула со стойки бара, куда ее привели начавшие вдруг заплетаться ноги, рюмку с киршвассером — даже не заметив, что это не ее рюмка — и опрокинув залпом, "по-русски", обернулась к Басту, едва снова не потеряв равновесия.
— Партия, милостивые государи! — объявила она по-русски и загадочно улыбнулась. В тени ее длинных густых ресниц клубился колдовской зеленый туман.
— Партия!
— Есть такая партия! — шутливо поклонился героине вечера Виктор, и шутка его неожиданно показалась Олегу до того смешной, что он только что не заржал, как боевой конь. Но, тем не менее, он смеялся и от того, быть может, пропустил момент, когда рыжая "Лорелея" неожиданно для всех — то есть, для себя в первую очередь — начала падать лицом вперед.
Впрочем, упасть он ей, конечно, не позволил, перехватив на полпути к полу, и тут же подхватил на руки: женщина не просто так падала — она была без сознания. И вот что интересно. Как ни был пьян Олег, он отметил — разумеется, совершенно мимолетно — что стоило ей закрыть глаза, как чудо пропало, уступив место прозе жизни: на руках у него оказалась отнюдь не богиня или волшебница, а просто чертовски красивая и — что правда, то правда — пьяная как сапожник молодая женщина.
— Э?.. — Виктор, не успел понять, и пропустил, собирая шары, что тут произошло и как. И какого черта, Ольга очутилась вдруг на руках у Олега.
— Свалилась…
— А! И?
— Не знаю, — пожал плечами Олег. — Наверное, следует отнести ее в постель.
— Да, пожалуй, — согласился Виктор и, отвернувшись, начал что-то разыскивать среди выставленных в баре бутылок.
Олег постоял секунду, пытаясь поймать ускользающую мысль. Ему казалось, что это что-то важное, однако, сосредоточиться не смог.